Пятнадцать способов опровергнуть материалистский вздор: подробный ответ журналу «Scientific American» (Часть 2)

Джонатан Сарфати

<< Начало

11. С помощью теории естественного отбора можно объяснить процессы микроэволюции, но нельзя объяснить происхождение новых видов и таксонов более высокого ранга.

Это неправда. Креационисты допускают возникновение новых видов внутри сотворенных родов, поскольку из-за потерь информации может возникать репродуктивная изоляция.

Биологи-эволюционисты много пишут о возникновении новых видов в результате естественного отбора. Например, согласно теории аллопатрического видообразования, предложенной Эрнстом Майром (Гарвардский университет), если некая популяция окажется изолирована от остальных популяций своего вида территориальными преградами, то на разделенные популяции будут влиять разные факторы естественного отбора. Изменения в изолированной популяции будут накапливаться, и если они окажутся настолько значительны, что особи изолированной группы потеряют способность к спариванию с особями основной популяции, то новая группа приобретет репродуктивную изоляцию и станет новым видом.

Креационисты отмечают, что аллопатрическая модель может служить объяснением возникновения разных рас после того, как Бог смешал языки строителей Вавилонской башни, люди перестали понимать друг друга и рассеялись по всей земле. Разумеется, группы людей НЕ изолированы репродуктивно и остаются единым биологическим видом.

Креационисты также отмечают, что гористая местность, куда пристал Ноев Ковчег, – идеальное место для территориальной изоляции. Это привело к тому, что после Потопа из сравнительно небольшого количества (около 8000) родов наземных позвоночных появилось множество разнообразных видов вследствие раскола групп с изначально высоким потенциалом генетической изменчивости.

Стоит обратить внимание на то, что репродуктивная изоляция, даже если она полезна для вида, – это отрицательное изменение с точки зрения теории информации, так как она блокирует обмен генетической информацией между популяциями.

Естественный отбор – наилучшим образом изученный эволюционный механизм…

Да, естественный отбор изучен лучше всего, но факты свидетельствуют о том, что этот процесс не имеет никакого отношения к эволюции более сложных форм жизни! Наблюдения показывают, что естественный отбор не создает информацию, а только уничтожает ее.

…однако биологи не исключают и других вариантов. Они постоянно оценивают вероятность наличия альтернативных генетических механизмов, вызывающих видообразование или формирующих новые сложные признаки. Линн Маргулис из Университета штата Массачусетс (Амхерст) и другие настойчиво заявляют, что некоторые клеточные органеллы, – например, митохондрии, генерирующие энергию, – образовались в результате симбиотического слияния древних организмов.

Но эта теория эндосимбиоза имеет много слабых мест: например, недостаточно доказательств того, что прокариоты способны поглощать другие клетки, которые при этом не погибают; кроме того, гены митохондрий и прокариот слишком сильно отличаются друг от друга.

Наука приветствует идею эволюции посредством и иных сил, помимо естественного отбора. Однако эти силы должны быть естественными; они не могут приписываться действиям таинственного творящего разума, существование которого, говоря языком науки, недоказуемо.

…потому что эволюционисты заведомо отвергают возможность существования сверхъестественных сил.

12. Никто никогда не наблюдал процесс эволюции нового вида.

И это неправда. Ничего подобного креационисты не утверждают – в отличие от сторонников теории «один день – одна эпоха» (таких, как Хью Росс).

Видообразование происходит чрезвычайно редко, и во многих случаях на это могут уходить столетия.

Могут, но не обязаны. На самом деле, видообразование может происходить гораздо быстрее, чем считают многие эволюционисты (и сторонники теории «один день – одна эпоха»). Креационисты, веря в библейскую летопись сотворения мира, грехопадения, Потопа и последующего расселения людей по земле, предполагают, что видообразование было быстрым и происходило вовсе не эволюционным путем. Пример быстрого видообразования – вид москитов, образовавшийся в лондонском метро всего за сто лет и не способный скрещиваться с родительской популяцией. Столь стремительное видообразование весьма озадачило эволюционистов; креационистам же оно кажется вполне естественным.

Кроме того, бывает трудно распознать новый вид на стадии образования, потому что биологи вообще расходятся во мнениях по поводу того, что такое вид. Наиболее распространено определение, данное Майром в рамках биологической концепции вида: вид – это обособленное сообщество репродуктивно изолированных популяций – совокупностей организмов, которые не способны к скрещиванию с представителями других сообществ. На практике это определение трудно применить к организмам, территориально изолированным друг от друга, равно как и к растениям (и тем более к ископаемым). Поэтому при определении принадлежности особи к тому или иному виду биологи обычно опираются на морфологические признаки и особенности поведения организмов.

Мы согласны. Признание того, как трудно дать определение вида, особенно ярко смотрится на фоне постоянных упреков, которыми эволюционисты осыпают нас, креационистов за то, что у нас якобы отсутствует ясное определение рода.

И, тем не менее, в научной литературе встречаются описания видообразования у растений, насекомых и червей. В большинстве подобных экспериментов исследователи подвергали организмы отбору по различным принципам – по анатомическим различиям, поведению при поиске партнера и спаривании, среде обитания и др. – и создали популяции организмов, которые не скрещивались с «чужаками». Например, Уильям Райс из Университета Нью-Мексико и Джордж Солт из Университета штата Калифорния в Дэвисе показали, что если отобрать группу особей мухи дрозофилы по их предпочтениям в выборе среды обитания и отдельно содержать этих мух на протяжении 35 поколений, то их потомки «откажутся» спариваться с мухами из другой среды обитания.

Для креационистов в этом факте нет ничего нового. Опять никакой новой информации – лишь перераспределение и потеря уже существующей!

13. Эволюционисты не могут привести примеры ископаемых переходных форм, например, полурептилий – полуптиц.

Вообще-то палеонтологам хорошо известны многочисленные примеры ископаемых переходных форм между различными таксонами.

Вообще-то еще Чарльза Дарвина беспокоило, что летопись окаменелостей не подтверждает его теорию:

«Почему мы не видим изобилия переходных форм в каждом геологическом образовании, в каждом пласте? Геология явно не находит ни одной полностью завершенной органической цепи. И это наиболее очевидное и серьезное возражение, какое можно выдвинуть против [эволюционной] теории».12

Позже Гулд сказал:

«Крайне малое количество переходных форм в летописи окаменелостей продолжает оставаться секретом палеонтологической фирмы»13

Тем не менее, современные эволюционисты, и в том числе сам Гулд, утверждают, что переходные формы существуют, но при этом перечисляют одни и те же отдельные спорные находки вместо многочисленных примеров, на которые рассчитывал Дарвин. Это видно из высказывания Ренни:

Одно из самых известных ископаемых всех времен – археоптерикс, у которого наблюдается сочетание птичьих признаков (перья и скелет) и черт динозавров.

Это существо вряд ли можно назвать ископаемой «промежуточной формой» – скорее, оно выглядит, как мозаика или химера вроде утконоса. Тем не менее, Алан Федуччиа, эволюционист, орнитолог с мировым именем из Университета Северной Каролины (Чапел-Хилл), утверждает:

«Палеонтологи пытались превратить археоптерикса в наземного пернатого динозавра. Но это не так. Археоптерикс – летающая птица. И никакие «палеобредни» этого не изменят» 14

У археоптерикса было полностью сформированное оперение (с асимметричными опахалами и развитыми вентральными бородками, как у современных птиц), крылья классической эллиптической формы, как у лесных птиц, и большая вилочка для прикрепления мышц, опускающих крыло.15 Головной мозг археоптерикса был точно таким же, как у летающей птицы, – с большим мозжечком и зрительной корой. Наличие зубов не имеет отношения к статусу переходной формы. Многие вымершие птицы имели зубы, а у многих рептилий зубы отсутствуют. К тому же, археоптерикс, как и другие птицы, обладал подвижными верхней и нижней челюстями, в то время как у большинства позвоночных, в том числе у рептилий, подвижна только нижняя челюсть. И, наконец, в скелете археоптерикса позвонки и тазовые кости были пневматичными. Это говорит о наличии шейного и брюшного воздушных мешков, а это значит, что археоптерикс обладал по меньшей мере двумя из пяти воздушных мешков, имеющихся у современных птиц. Таким образом, у археоптерикса уже были легкие птичьего типа. А ведь большинство эволюционистов заявляют, что именно это – отличительный признак первых птиц.16

Были обнаружены и другие пернатые ископаемые, более или менее похожие на птиц, и число этих находок могло бы составить целую стаю.

Ренни «бросает очередного слона», не утруждая себя примерами. Но на нашем веб-сайте убедительно показано, что два знаменитых «пернатых динозавра» оказались «моложе» своего «потомка» – археоптерикса – и, скорее всего, относятся к нелетающим птицам (Protarchaeopteryx и Caudipteryx). А один широко известный пример – археораптор – вообще оказался фальшивкой.

Последовательность ископаемых форм отражает эволюционный ряд современных лошадей от крошечного Eohippus.

И это неправда. Даже наиболее образованные эволюционисты признают, что эволюция лошади напоминает не стройную линию, а, скорее, раскидистый куст. Так называемый Eohippus на самом деле называется Hyracotherium и не имеет ничего общего с лошадью. Да и другие ископаемые животные в этом «ряду» не больше отличаются друг от друга, чем современные породы лошадей. Одну «не-лошадь» и несколько разновидностей обычной лошади никак нельзя назвать эволюционным рядом.

Читайте также: "Красивая лошадь фото"

Среди предков китов были четвероногие наземные звери и промежуточные формы – Ambulocetus и Rodhocetus [см. ‘The Mammals That Conquered the Seas,’ by Kate Wong; Scientific American, May].

Если Ренни только и делает, что «бросается слонами», тогда и мне, думаю, позволительно сослаться на собственную статью, доказывающую, что свидетельства в пользу эволюции китов крайне неполны. Позже Джон Вудморапп изучил предполагаемые переходные формы и обнаружил, что их разнообразные признаки не изменялись последовательно в определенном направлении. Это скорее химеры – «не-киты», имеющие незначительное сходство с китообразными. Это противоречит эволюционным взглядам, зато прекрасно согласуется с концепцией единого Создателя.17

Ископаемые раковины позволяют проследить эволюцию моллюсков на протяжении миллионов лет.

Опять-таки: что Ренни имеет в виду? Непонятно, верит ли он в старую историю об Ostrea и Gryphaea, то есть в то, что форма раковины у устриц эволюционировала от плоской к более закрученным, пока не завернулась полностью. Когда-то это считалось главным доказательством эволюционной преемственности в летописи окаменелостей. Но теперь считается, что «закручивание» раковины предопределено программой, заложенной в самой устрице как реакция на изменение условий окружающей среды – экофенотипическое изменение.18 Геолог Дерек Эйджер (Derek Ager), эволюционист и неокатастрофист, писал по этому поводу:

«Наверное, имеет значение то, что почти все эволюционные рассуждения, которые мне доводилось слышать в студенческие годы, от теории Трумэна об устрицах до работ Каррутера по Zaphrentis delanouei, теперь признаны «банкротами». И мой собственный двадцатилетний опыт поиска эволюционных взаимосвязей у мезозойских брахиопод показал тщетность подобных изысканий».19, 20

Между австралопитеком «Люси» и современными людьми имеется около 20 или более промежуточных форм – гоминид; далеко не все из них – наши предки.

Во-первых, мы об этом уже говорили. Во-вторых, как эти предполагаемые «20 или более гоминид» могут располагаться между автралопитеками и нами, если они не являются нашими предками? В этом случае они стоят особняком.

Тем не менее, креационисты делают вид, что не замечают результаты палеонтологических исследований. Они утверждают, что археоптерикс – это не связующее звено между рептилиями и птицами, а просто вымершая птица с рептильными признаками. Они хотят, чтобы эволюционисты произвели на свет причудливую химеру – чудовище, не подлежащее классификации, которое не может быть отнесено ни к одной группе.

На самом же деле, как уже упоминалось, из немногочисленных претендентов на звание «промежуточных форм» большинство – именно химеры. Креационисты же всего лишь хотят, чтобы им показали непрерывный ряд существ с последовательно изменяющимися признаками: например, 100% ноги – 0% крыла; 90% ноги – 10% крыла… 50%ноги – 50% крыла… 10%ноги – 90% крыла; 0%ноги – 100% крыла.

Даже если креационист признает какое-нибудь ископаемое переходной формой между двумя видами, ему захочется увидеть другие ископаемые – промежуточные формы между этим видом и первыми двумя. Подобные невыполнимые требования могут продолжаться до бесконечности. Нельзя требовать невозможного от летописи окаменелостей – в ней неизбежно окажутся пробелы.

Во-первых, это еще одно ложное обвинение в адрес креационистов – в том, что они верят в неизменяемость видов; на самом деле подобные взгляды скорее присущи «соглашателям» вроде Хью Росса. Креационисты же поднимают вопрос о переходных формах хотя бы между таксономическими группами наивысшего ранга – неживой материей и первой живой клеткой, одноклеточными и многоклеточными организмами, беспозвоночными и хордовыми. Непреодолимые пробелы между этими группами говорят о том, что теория макроэволюции безосновательна. Во-вторых, это обвинение не ново – если вести речь, например, о переходных формах между двумя типами. Что же неразумного в том, что креационисты отмечают наличие двух больших пробелов вместо одного очень большого?21

И все же эволюционисты готовы привести еще один довод в свою поддержку – это данные молекулярной биологии. Все организмы имеют одинаковые гены, но, согласно теории эволюции, структура генов и определяемые ими признаки отличаются у различных видов в соответствии со степенью их эволюционного родства. Генетики говорят о «молекулярных часах», которые ведут отсчет времени. Эти данные наглядно показывают, каким образом различные организмы изменялись в ходе эволюции.

Однако с «молекулярными часами» дело обстоит не так гладко, как на красивой картинке в статье Ренни. Данные молекулярной биологии свидетельствуют вовсе не о последовательной эволюции, а, напротив, о сотворении отдельных типов внутри упорядоченных групп. Это отмечает микробиолог-эволюционист Майкл Дентон в своей работе “Evolution: A Theory in Crisis”. Например, сравнивая последовательность аминокислот в молекуле цитохрома С бактерий (прокариот) с такими разнообразными эукариотами, как дрожжи, злаки, бабочка тутового шелкопряда, голубь и лошадь, мы обнаружили, что все они практически одинаково отличаются от бактерий – на 64-69%. Цитохром промежуточного типа отсутствует. Нет даже намека на то, что «высший» организм лошади сильнее отличается от бактерий, чем «низшие» дрожжи.

Та же проблема наблюдается при сравнении цитохрома С у шелкопряда и различных позвоночных – миноги, карпа, черепахи, голубя и лошади. Все позвоночные одинаково отличаются от шелкопряда – на 27-30%. И при сравнении глобинов миноги (примитивное круглоротое или бесчелюстная рыба), с одной стороны, и карпа, лягушки, курицы, кенгуру и человека, с другой стороны, оказывается, что все они примерно одинаково отличаются друг от друга – на 73-81%. При сравнении цитохрома С карпа и лягушки-быка, черепахи, курицы, кролика и лошади тоже получаем постоянную величину отличий – 13-14%. Нет никаких следов последовательного ряда круглоротые-рыбы-амфибии-рептилии-млекопитающие и птицы.

Еще одна проблема, стоящая перед эволюционистами, заключается вот в чем: непонятно, каким образом «молекулярные часы» могли синхронно «тикать» в каждом белке множества разнообразных организмов – невзирая на многочисленные аномалии. Чтобы «часы» шли, частота мутаций в единицу времени у всех типов организмов должна быть постоянной. Однако наблюдения показывают, что частота мутаций постоянна в расчете на поколение, поэтому у организмов с более быстрой сменой поколений (скажем, у бактерий) мутации будут происходить гораздо чаще, чем, например, у слонов. У насекомых период смены поколений варьирует от нескольких недель у мух до нескольких лет у цикад, однако нет свидетельств, что мухи мутировали больше, чем цикады. Итак, все факты опровергают ту теорию, что молекулярная биология организмов обусловлена последовательным накоплением мутаций в ходе эволюции.

14. Живые организмы обладают неправдоподобно сложными структурами – на анатомическом, клеточном, молекулярном уровнях, – которые попросту не могли бы функционировать, будь они проще. Из этого можно сделать единственное здравое заключение: все эти структуры – результат разумного замысла, а не эволюции.

Этот «аргумент разумного замысла» сегодня лежит в основе борьбы против теории эволюции; но следует отметить, что появился он давно, одним из первых. Еще в 1802 году богослов Уильям Пейли писал, что если вы нашли в чистом поле карманные часы, логично будет заключить, что они кем-то потеряны, а не созданы силами природы здесь и сейчас. Пейли прибегал к этой аналогии, утверждая, что сложное строение живых организмов – прямое следствие божественного вмешательства. Дарвин писал свое «Происхождение видов» как ответ Пейли: полемизируя с ним, он пытался показать, каким образом естественные силы отбора, воздействуя на наследственные признаки, могли постепенно привести к эволюции сложных органических структур.

Конечно, Гулд согласен с тем, что Дарвин писал свою книгу в пику Пейли. Сказать это – все равно что подтвердить атеистические взгляды Дарвина. Но, однако, это не мешает многим христианам «снимать шляпу» перед Дарвином и его последователями-богоненавистниками – которые, в свою очередь, относятся к ним с таким же презрением, как Ленин относился к «полезным идиотам» – западным союзникам.

Поколения креационистов, возражая Дарвину, приводили глаз как пример структуры, которая никак не могла сформироваться в результате эволюции. Они говорили, что зрительная способность глаза зависит от строго определенного расположения его частей. Таким образом, естественный отбор якобы не мог благоприятствовать промежуточным формам в процессе эволюции глаза – какая может быть польза от «полуглаза»? Предвидя подобные замечания, Дарвин высказал предположение о том, что даже «недоразвитые» глаза могли оказывать пользу их обладателям (так, например, благодаря им организмы обладали способностью ориентироваться на свет) и были поддержаны отбором, а в дальнейшем получили эволюционное развитие.

Во-первых, Ренни не упоминает о том, что даже самое примитивное светочувствительное устройство имеет невероятно сложную структуру. Во-вторых, ошибочно утверждать, что организмы, обладающие 51% зрением, будут иметь достаточно большое преимущество при отборе над имеющими 50%, чтобы преодолеть тенденцию дрейфа генов, заключающуюся в уничтожении мутаций – даже полезных.

Биология подтвердила правоту Дарвина: исследователи обнаружили у самых разных представителей животного царства примитивные глаза и светочувствительные органы, а методы сравнительной генетики позволили проследить эволюционную историю глаза. (Теперь стало известно, что у разных групп глаза развивались независимо).

Ренни противоречит сам себе. Если сравнительная генетика позволила проследить эволюционную историю глаза, то как же можно утверждать, что глаза развивались независимо? По сути, эволюционисты признают, что глаза должны были появиться независимо не менее 30 раз, потому что не существует эволюционного объяснения происхождения глаза от общего предка. Ход мысли тут примерно такой: если глаза никак не укладываются в теорию общего предка, но при этом существуют, а выйти за рамки материалистического доказательства никак нельзя, стало быть, они появились независимо.

15. Последние открытия доказывают, что даже на молекулярном уровне жизнь имеет такую степень сложности, которая никак не могла возникнуть эволюционным путем.

«Сложность, не поддающаяся снижению!» – боевой клич Майкла Дж. Бихи, автора книги: «Черный ящик Дарвина: биохимия опровергает теорию эволюции» (“Darwin’s Black Box: The Biochemical Challenge to Evolution”). В качестве бытового примера «сложности, не поддающейся дальнейшему снижению» Бихи приводит мышеловку – механизм, которой устроен таким образом, что при отсутствии хотя бы одной детали он работать не будет, а сами его детали функциональны лишь в том случае, если они являются частями этого механизма.

По словам Бихи, то, что справедливо для мышеловки, еще в большей мере справедливо для жгутика бактерии. Жгутик, или бич, – это клеточная органелла, выполняющая функцию внешнего двигателя при поступательном движении бактерии. Белки жгутика организованы «сверхъестественным образом» так, что они действуют как части двигателя, кардан и другие технические детали. Вероятность того, что такая сложная система могла возникнуть в результате эволюционных изменений, практически равна нулю, и это доказывает существование разумного Создателя – утверждает Бихи.

Жгутик бактерии

Подпись к рисунку:

Жгутик бактерии и его характерные особенности (по “Bacterial Flagella: Paradigm for Design, video, http://www.am.org/amproductsvideosv021.htm):

  1. Самосборка и самовосстановление
  2. Роторный двигатель водяного охлаждения
  3. «Протонный насос»
  4. Механизмы переднего и заднего хода
  5. Рабочая скорость от 6000 до 17000 оборотов в минуту
  6. Способность к крутым виражам
  7. Система алгоритмической передачи сигнала с оперативной памятью.

Действительно, так оно и есть (см. рисунок).

Аналогичные замечания Бихи делает о механизме свертывания крови и о других молекулярных системах.

Но у биологов-эволюционистов находятся ответы на эти возражения. Во-первых, существуют жгутики более простой формы, чем та, о которой говорит Бихи; поэтому, чтобы жгутик функционировал, совершенно не обязательно наличие всех этих элементов. Все сложные элементы жгутика имеют аналоги в природе, как описано Кеннетом Миллером из Университета Брауна и другими.

Как показано в рецензии Джона Вудмораппа и вашего покорного слуги на книгу Миллера “Finding Darwin’s God”, мнение Миллера вряд ли заслуживает доверия. Сам Майкл Бихи тоже убедительно опровергает доводы критиков (см. об этом на нашем сайте).

Фактически, жгутик по своему устройству чрезвычайно напоминает органеллу, посредством которой Yersinia pestis, бактерия – возбудитель чумы, впрыскивает яд в клетки.

Этот вывод – результат неверной интерпретации выводов доктора Скотта Минниха, генетика, адъюнкт-профессора факультета микробиологии в Университете Айдахо, утверждающего, что вера в разумный замысел вдохновила его на целый ряд научных открытий. Исследования Минниха подтвердили, что при температуре свыше 37 С° жгутики бактерий не образуются – вместо них на основе того же набора генов образуются секреторные органеллы. Но этот секреторный механизм, равно как и «бурильный механизм» бактерий, вызывающих чуму, – результат дегенерации жгутика, который, как утверждает Минних, появился раньше, хотя и имеет более сложное строение.

Дело в том, что структурные элементы жгутика, которые, как утверждает Бихи, имеют смысл только при поступательном движении, способны выполнять и множество иных функций, которые вполне могли способствовать их эволюции.

Под «сложностью, не поддающейся снижению» Бихи понимает тот факт, что жгутик может функционировать лишь при наличии 33 белковых компонентов, организованных строго определенным образом. А слова Ренни звучат подобно заявлению о том, что если в магазине электротоваров имеются в наличии все детали электродвигателя, то они сами по себе могут собраться в работающий механизм. Процесс организации системы не менее важен, чем наличие отдельных элементов!

Возможно, решающий этап эволюции жгутика, состоялся благодаря новому перераспределению уже существовавших сложных элементов, которые появились в процессе эволюции ранее и выполняли иные функции.

То же можно сказать и о системе свертывания крови: согласно работам Рассела Дулитла (Калифорнийский Университет в Сан-Диего), в ней участвуют видоизмененные белки, изначально задействовавшиеся в пищеварении. Таким образом, эта сложность, которую Бихи приводит в доказательство разумного замысла, вовсе не является «не поддающейся снижению».

Атеист Дулитл либо лжет, либо плохо понимает смысл прочитанного. Он ссылается на недавние эксперименты, показывающие, что подопытные мыши выживают, если из системы свертывания крови удалить два белка – плазминоген и фибриноген. Предполагалось доказать, что сложность системы свертывания крови поддается снижению. Однако на самом деле эксперименты показали, что мыши, у которых отсутствовали оба белка, чувствовали себя лучше, чем те, у которых не было только плазминогена, – последние страдали от тромбоза. Но и первые чувствовали себя далеко не так хорошо, как заявлял Дулитл. Если у них и не было тромбов, то по той единственной причине, что у них вообще отсутствует свертывание крови. Вряд ли можно сказать, что бездействующая (несмотря на наличие большей части элементов) система свертывания крови была промежуточным звеном в процессе эволюции и подвергалась усовершенствованию естественным отбором до тех пор, пока не превратилась в действующую систему. Эксперимент, скорее, свидетельствует об обратном, потому что следующий шаг (от отсутствия плазминогена и фибриногена к наличию одного только фибриногена) был бы «отбракован» естественным отбором из-за тромбоза.

Сложность иного рода – «определенная сложность» – любимый конек другого креациониста, Уильяма Дембски из Университета Бэйлора (см. его книги “The Design Inference” и “No Free Lunch”). Дембски отталкивается от того, что сложность живых существ не могла появиться в результате ненаправленного, хаотичного процесса. Единственно логичное умозаключение, утверждает Дембски спустя 200 лет после Пейли, состоит в том, что жизнь в ее современных формах создана неким сверхъестественным разумом.

В аргументе Дембски несколько слабых мест. Неверно предполагать, что множество возможных объяснений ограничивается хаотичными процессами либо разумным создателем. Исследователи нелинейных систем и клеточных автоматов из Института Санта Фе и других учреждений показали, что простые ненаправленные процессы способны создать невероятно сложные модели. Таким образом, некоторые элементы сложности живых организмов могли возникнуть в результате естественных процессов, которые мы едва начинаем понимать. Но наше непонимание не означает, что сложные структуры не могли появиться естественным путем.

«Наше непонимание не означает…» – что это, как не слепая вера?! На практике же, как отмечает Дембски, «определенная сложность» за рамками биологии как раз-таки служит свидетельством разумного замысла – взять хотя бы проект SETI. Почему же эволюционисты считают биологическую сложность единственным исключением?

Выводы Ренни

Само определение «креационная наука» заключает в себе противоречие. Главный принцип современной науки – методологический материализм, при котором мироустройство объясняется с помощью наблюдаемых и поддающихся проверке естественных механизмов.

Вот мы и подошли к самому главному. Дело не в научных фактах, а в материалистических правилах игры, в соответствии с которыми эволюционисты интерпретируют все факты. Читателю будет полезно понять, что Ренни и иже с ним просто отстаивают материалистическое мировоззрение. Речь идет не о принципах, вытекающих из экспериментального метода, а о мировоззренческих установках, выходящих за рамки естественных наук. Кстати, играя по этим правилам, очень удобно игнорировать научные заслуги креационистов.

Например, физики описывают строение атомного ядра с помощью определенных теорий о закономерностях, управляющих веществом и энергией; затем они проверяют эти описания экспериментально. Они вводят новые термины (например, «кварк») только в тех случаях, когда предшествующие описания не раскрывают сути явления. И свойства понятий (в нашем случае – частиц), обозначаемых этими терминами, отнюдь не произвольны; напротив – их определения жестко ограничены, поскольку новые понятия должны укладываться в рамки физической науки.

Какое отношение имеет все это к эволюции? Как я уже говорил, креационисты согласны с тем, что частицы не ведут себя произвольно, поскольку сотворены Богом порядка. А вот атеистическая вера в отсутствие Бога не может служить философским объяснением упорядоченности Вселенной.

А вот теоретики разумного замысла, напротив, сыплют туманными терминами, обладающими неограниченной объяснительной способностью. Они не расширяют область научного исследования, а сводят ее к минимуму (как прикажете опровергнуть существование всемогущего разума?).

Теория разумного замысла не балует нас ответами. Например: когда и как разумный Создатель вмешался в историю жизни? Когда сотворил первую ДНК? Первую клетку? Первого человека? Замыслил ли он все виды, или только несколько первых? Креационистов не смущает отсутствие ответов на все эти вопросы. Они даже не пытаются свести воедино свои разношерстные представления о разумном замысле.

Мы не выступаем от лица всех сторонников разумного замысла, и нас устраивает далеко не всякий «создатель». Мы отождествляем Создателя с Триединым Богом, о Котором повествует Библия. Наша наука основана на библейской исторической летописи, содержащей масса сведений о том, когда и каким образом Бог вершил Свой созидательный труд. Около шести тысяч лет назад Бог в течение недели создал отдельные роды живых существ. Вскоре после этого Адам согрешил, и в мире появились смерть и мутации. Спустя приблизительно полторы тысячи лет Бог свершил суд над миром, наслав на Землю Всемирный Потоп; следствием этого события стало появление большинства ископаемых останков. Однако по паре представителей каждого рода наземных позвоночных (и по семь пар «чистых» животных и птиц) спаслись в Ноевом Ковчеге, имевшем размеры океанского лайнера. После того, как Ковчег пристал к горе Арарат, эти животные расселились по земле и размножились; постепенно в результате адаптации к природным условиям окружающей среды увеличилось внутриродовое разнообразие, а иногда происходило и образование новых видов. Люди же не подчинились Божьей заповеди наполнить всю Землю, и расселение народов началось спустя сто лет – когда Бог смешал их языки в Вавилоне. Поэтому ископаемые останки человека расположены в послепотопных отложениях выше останков других млекопитающих.

Вместо этого они прибегают к методу исключения – намеренно умаляют значение эволюционных объяснений, называя их натянутыми либо неполными, и делают вывод, что право на существование имеет единственная гипотеза – о разумном замысле.

Но это же элементарный логический прием – закон исключенного третьего! Этим приемом пользуются эволюционисты всех времен, от Дарвина до Гулда; они говорят: «Бог не мог сотворить Вселенную таким образом, поэтому теория эволюции должна найти другое объяснение».

С точки зрения логики, это утверждение ошибочно: если в одном материалистическом объяснении обнаружится изъян, это еще не означает, что все остальные неверны.

На самом же деле, это обычные аргументы, основанные на аналогии, – распространенный в науке прием, применяемый при исследовании следствий как разумных, так и неразумных причин.

Кроме того, теория разумного замысла ничем не лучше любой другой. В ней есть пробелы, и ее адепты неизбежно вынуждены их заполнять; некоторым это удастся, если они от религиозных верований перейдут к научным идеям.

А сам Ренни без зазрения совести подменяет научные идеи атеистическими, то есть опять-таки религиозными!

Снова и снова наука доказывает, что методологический материализм борется с невежеством, находя самые подробные и полные объяснения тайн, казавшихся вечными: природа света, причины болезни, работа головного мозга. Теория эволюция выполняет ту же миссию, пытаясь разрешить загадку о том, как обрело форму все живое.

И снова все свои примеры Ренни приводит из области практической науки, в то время как эволюция – предмет науки о началах, то есть исторической. Заметим также, что именно креационисты совершили все те открытия, о которых говорит Ренни: Исаак Ньютон открыл дисперсию света, Джеймс Кларк Максвел открыл законы электромагнетизма, легшие в основу знаний об электромагнитном излучении; Луи Пастер сформулировал микробную теорию инфекционных болезней и опроверг теорию о самопроизвольном зарождении; Джозеф Листер ввел правила антисептики в хирургии; Реймонд Дамадиан изобрел ЯМР-томографию – основной современный метод исследований головного мозга.

Креационизм, какими бы именами его ни называли, не имеет никакой научной ценности.

И снова голословное утверждение, снова сознательный отказ признать вклад креационистов в современную науку вообще и в журнал, представляемый Ренни, – в частности.

Эпилог: ссылки Ренни на «другие источники в защиту теории эволюции»

Этот список источников ничего не добавляет к пристрастным аргументам Ренни. Многие из упомянутых им источников обсуждались на нашем сайте. Например, Ренни рекомендует книгу Найлза Элдриджа (Niles Eldredge) «Триумф теории эволюции и крах креационизма» (“The Triumph of Evolution and the Failure of Creationism”) – но идеи Элдриджа были подробно раскритикованы Джоном Вудмораппом. Ренни также рекомендует веб-сайт PBS Evolution series – но миссия «Ответы Бытия» убедительно опровергает материалы этого сайта. А Роберт Пеннок (Robert Pennock), чью вторую книгу предлагает прочесть Ренни, в первой книге зарекомендовал себя как ярый противник креационизма, причем рассуждения его изобиловали логическими ошибками и подменой доводов оппонентов.

Заключение

Очевидно, что эволюционисты, несмотря на тотальную цензуру, боятся распространения креационной информации и противятся ему всеми возможными способами. Однако их усилия обнаруживают научную несостоятельность. Теория эволюции строится на материалистском мировоззрении. Это – религия, рядящаяся в одежды науки.

Литература

  1. Holloway, M., Aborted thinking: Re-enacting the global gag rule threatens public health, Scientific American 284(4):9–10, April 2001. Вернуться к тексту.
  2. Cibelli, J., Lanza, R. and West, M., The first human cloned embryo, Scientific American 286(1):42–49, January 2002. Вернуться к тексту.
  3. 3. Potts, M., The unmet need for family planning, Scientific American 282(1):70–75, January 2000. Вернуться к тексту.
  4. ‘Science’s Litmus Test’ (telephone transcript of conversation between Forrest Mims and Jonathan Piel, then Editor of Scientific American), Harper’s Magazine March 1991. The transcript makes it clear that an outstanding writer was not hired for disbelieving in the sacred cow of evolution (and a ‘woman’s right to choose’ [to kill her unborn]). Вернуться к тексту.
  5. Doyle, R., ‘Down with evolution!’—creationists are changing state educational standards, Scientific American 286(3):30, March 2002. Вернуться к тексту.
  6. Cited in: Johnson, P., The Wedge of Truth: Splitting the Foundations of Naturalism, InterVarsity Press, Illinois, p. 80, 2000. Вернуться к тексту.
  7. Scott, E., Dealing with anti-evolutionism, Reports of the National Center for Science Education 17(4):24–28, 1997. Quote on p. 26, with emphasis in original. Вернуться к тексту.
  8. Morris, H. and Parker, G., What is Creation Science?, Master Books, pp. 52–61, 1987. See also Denton, M., Evolution: A Theory in Crisis, Adler and Adler, Maryland, chapters 7, 12, 1986. Вернуться к тексту.
  9. Proceedings of the National Academy of Sciences 95:11,804; cited in New Scientist 160(2154):23, 3 October 1998. Вернуться к тексту.
  10. Barnett, A., The second coming. Did life evolve on Earth more than once?, New Scientist 157(2121):19, 1998. Вернуться к тексту.
  11. Gould, S.J., The return of hopeful monsters, Natural History 86(6):22–30, 1977. Вернуться к тексту.
  12. Darwin, C., Origin of Species, 6th ed. 1872, reprinted 1902, John Murray, London, p. 413. Вернуться к тексту.
  13. Gould, S.J., Evolution’s erratic pace, Natural History 86(5):14, 1977. Вернуться к тексту.
  14. Cited in Morell, V., Archaeopteryx: Early Bird Catches a Can of Worms, Science 259(5096):764–65, 5 February, 1993. Вернуться к тексту.
  15. Feduccia, A., Evidence from claw geometry indicating arboreal habits of Archaeopteryx, Science 259(5096):790–793, 5 February, 1993. Вернуться к тексту.
  16. Christiansen, P. and Bonde, N., Axial and appendicular pneumaticity in Archaeopteryx, Proceedings of the Royal Society of London, Series B. 267:2501–2505, 2000. Вернуться к тексту.
  17. Woodmorappe, J. Walking whales, nested hierarchies and chimeras: Do they exist?, TJ 16(1):111–119, 2002. Вернуться к тексту.
  18. 18. Machalski, M., Oyster life positions and shell beds from the Upper Jurassic of Poland, Acta palaeontologica Polonica 43(4):609–634, 1998. Abstract downloaded from , 16 June 2002. Вернуться к тексту.
  19. Ager, D., The nature of the fossil record, Proceedings of the Geologists’ Association 87(2):131–160, 1976. Вернуться к тексту.
  20. See also Catchpoole, D., Evolution’s oyster twist, Creation 24(2):55, March–May 2002. Вернуться к тексту.
  21. Woodmorappe, J., Does a ‘transitional form’ replace one gap with two gaps?, TJ 16(2):5–6, 2000. Вернуться к тексту.

Перевод Лидии Бондаренко под ред. Е. Канищевой.

Читайте также

Подпишись на рассылку

Электронная рассылка позволит тебе узнавать о новых статьях сразу как они будут появляться